БМАК: новые открытия и новые проблемы

Автор: Е.В. Антонова

Среди археологических открытий второй половины ХХ в. одним из самых значительных стало выявление памятников эпохи бронзы на территории исторических Бактрии и Маргианы. Их длящееся несколько десятилетий исследование осуществляется благодаря подвижнической деятельности В.И. Сарианиди, предложившему именовать открытую им культуру Бактрийско-Маргианским Археологическим Комплексом, и его коллег.

В результате систематических раскопок на юго-востоке Туркменистана в новом свете предстали уже известные памятники севера Афганистана (в том числе вещи из грабительских раскопок, попавшие в частные коллекции и музеи разных стран), отдельные комплексы из Юго-Восточного Ирана, Пакистана и других регионов. Была обнаружена цивилизация второй половины III–первой половины II тыс. до н.э. Лавинообразный рост разнообразных и весьма своеобразных памятников, свидетельствующих о жизни их создателей во всей ее полноте, породил множество проблем. Среди них — генезис самой цивилизации, причины ее возникновения и угасания, социальная организация обществ, формы взаимоотношений с близкими и отдаленными странами, специфика хозяйства. Особое место занимает интерпретация многочисленных и загадочных свидетельств религиозных представлений и обрядов. Одна из животрепещущих проблем — язык ее носителей, не обладавших, судя по всему, письменностью.

В своих многочисленных работах В.И. Сарианиди писал, и в этом с ним согласны практически все исследователи, что страна Маргуш ахеменидских текстов была заселена обитателями подгорной полосы Копет Дага (населявшими ее от неолита до эпохи бронзы). Они были вынуждены покинуть ее из-за поразившего Евразию ксеротермического максимума. Создателями БМАК были пришельцы из Северной Месопотамии и Малой Азии, арийцы. Это была «мощная миграция» родственных племен, пришедших в хорошо обводненные и малозаселенные земли. От местного населения они унаследовали керамическую традицию и некоторые изобразительные мотивы, но отказались от культа Богини-матери. Они принесли сюда почитание огня, культовые возлияния и множество элементов культуры, воспринятых ими во время долгого пути с прародины. Особенно сильное влияние на них оказал Элам.

Другие исследователи исходят из иной научной парадигмы, широко распространившейся в последние десятилетия ХХ в. Согласно ей, обменно-торговые контакты между обитателями не только соседних, но и разделенных большими пространствами регионов, были в древности гораздо более интенсивными, чем думали прежде. Особенно они усилились при возникновении раннегосударственных образований, элита которых постоянно нуждалась в иноземных материалах для утверждения и поддержания своего статуса. Обитатели долин великих рек были лишены минеральных ресурсов, поэтому были вынуждены устанавливать контакты с богатыми металлами и минералами отдаленными областями (пример – знаменитая «урукская экспансия»). Для понимания феномена БМАК (как, впрочем, и для многих других проблем), очень важна книга 1986 г. П. Амье «Отношения обмена между регионами Ирана. 3500– 1700 гг. до н.э.». В ней анализируются механизмы и результаты воздействия на догосударственные и/или раннегосударственные образования (археологические культуры «Внешнего Ирана») со стороны развитых государств. Важен и получает все новые подтверждения вывод об эффективности взаимоконтактов между оседлыми и подвижными социумами. Актуальность их подтверждают, в частности, новые исследования на территории Сирии.

П. Амье, как и многие другие, считал БМАК «оазисной цивилизацией». Это положение, несмотря на его простоту и очевидность, имеет большое значение. Оно позволяет отойти от старого стереотипа «цивилизация древневосточного типа», распространившегося у нас с легкой руки В.М. Массона. Нет такого типа и не может быть: Восток разнообразен. Основываясь на сведениях, накопленных ко времени написания его книги (если бы он знал, что будет обнаружено позже!), П. Амье считал, что в Бактрии и Маргиане Внешний Иран обрел высшее воплощение. На основании множества вещей он определил направление связей этой цивилизции не только с Эламом (с ним они были наиболее интенсивными) и Месопотамией, но и с сиро-палестинским миром. Он полагал, что монументальные крепости создавались на границе с кочевым миром и были резиденциями аристократов типа гипархов ахеменидской Бактрии. В этих престижных замках размещались склады и мастерские, находившиеся под властью местной элиты. Важно замечание, что сложившееся культурное койнэ, разрушившееся после 1700 г., было восстановлено в империи Ахеменидов. В связи с этим актуально наблюдение Е.Е. Кузьминой о восстановлении керамических традиций эпохи бронзы в раннем железном веке после некоторого перерыва (эпоха варварской оккупации).

Наши представления о культуре Маргианы определяются в большой мере раскопками Гонур Депе, «столичного» поселения, где по понятным причинам осуществляются исследования. Внимание сосредоточено в основном на остатках культуры элиты — «дворцах», «храмах», погребениях. В то же время очень важны данные, полученные при раскопках некрополя. Согласно публикациям В.И. Сарианиди, 75% погребений составляют шахтные (подбойные), 20% – ямные, 5% приходится на наземные: цисты (кирпичные камеры со сводом) и камерные (состоящие из нескольких помещений). Естественно, меньшинство приходится на самые богатые захоронения. На этом основании делается заключение о существовании элиты, «среднего слоя» и представителей низов. Исследования материалов погребений дали неоценимый материал. Камерные причисляются к «царским». Здесь — настенные мозаики (аналогии изобразительным мотивам — в Эламе и Месопотамии), драгоценные сосуды, многочисленные украшения, скелеты людей, верблюдов, лошадей, принесенных в жертву. Здесь были четырехколесные повозки (колеса с металлическими «шинами»). Аналогичные найдены в Сузах (первые века II тыс. до н.э.). В таких погребениях и в цистах найдены так называемые секачи — рубящие мечи, широко распространенные на Востоке, особенно в Восточном Средиземноморье, где они были атрибутами богов и царей, оружием элиты. Погребения дают массу материалов, указывающих на отдаленные контакты. Это не удивляет. Но есть действительно удивительные свидетельства – кирпичные цисты с захоронениями за их пределами животных. В.И. Сарианиди отметил сходство этого обряда с тем, что обнаружен в Аварисе. Аварис в дельте Нила — столица гиксосов, недолго правивших Египтом в начале II тыс. до н.э. Эти пришельцы из Леванта принесли с собой культуру, резко отличавшую их от коренного населения. Обнаружить явные признаки присущих им погребений в Гонуре, причем не только в инвентаре, по-настоящему удивительно. Маленькая, но драгоценная деталь: в гонурских погребениях, а прежде в Сапаллитепа, были обнаружены маленькие металлические «лесенки». В.И. Сарианиди счел их принадлежностью воинов и назвал погонами. Первое, по-видимому, соответствует действительности, но оказывается, что в погребениях гиксосов они играли роль пекторалей! Эти маленькие и невзрачные вещи — не прямое ли свидетельство далеких передвижений людей в начале II тыс. до н.э.?

Признавая важность обмена, конечно, нельзя отрицать безусловно имевших место в III–II тыс. до н.э. этнических перемещений. На этом в такой небольшой работе невозможно останавливаться. Тем не менее важным представляется отметить своеобразие ситуации середины III–середины II тыс. до н.э. в Передней Азии, контуры которой еще далеки от ясности. В Сирии раннебронзового века происходит «вторая городская революция», распространение городской жизни на прежде незатронутых ею пространствах. Не то же ли самое имело место во «Внешнем Иране»?

На рубеже IV–III тыс. до н.э. в Вост. Средиземноморье и Передней Азии появляются индоевропейцы, среди которых позже – хетты. В конце III тыс. с севера весьма активно продвигаются хурриты, с которыми, возможно, перемещались и индоарии. Позже возникает хурритское государство Митанни, правители которого носили и индоарийские имена. За пределами долин великих рек, регионов относительной стабильности, возникают и приходят в упадок крупные и мелкие царства. Причины разнообразны – от колебаний климата до столкновений между великими державами. Возрастает роль обмена, но одновременно и военной опасности. С ней связано возникновение отрядов наемников и необходимость охранять караваны. Вероятно, в эту пору перевозки осуществляются не только на ослах, но и на происходящих с территории БМАК верблюдах (примечательны изображения на печатях БМАК верблюда, ведомого человеком). Возрастает подвижность людей, принадлежащих разным этносам, в том числе объединенных в отряды грабителей («хапиру»).

В клинописных текстах начиная с Саргона Аккадского существуют названия восточных стран, лежащих за пределами Элама. Среди них — Мархаши, которую локализовали в Кермане и Белуджистане. Сейчас А.–П. Франкфор, учитывающий характер материально культуры, склонен отождествлять ее с Маргианой. В текстах упоминаются ее цари (за одного из них Шульги отдал замуж дочь), правители, посланцы из этой страны, элитные воинские подразделения в Месопотамии III династии Ура, а также различные минералы, музыкальный инструмент, возможно, дерево, медь, одежды. Упоминания прекращаются после Хаммурапи, по мнению А.–П. Франкфора, из-за того, что царство перестало сушествовать или связь с ним порвалась.

Отметим, что исследования лингвистов, пытающихся определить языковую принадлежность носителей БМАК, пока не увенчались большим успехом. Установлено, что их язык скорее всего не был индо-иранским. Высказано предположение о его родстве с хурритским.

Угасание БМАК (культуры, а не комплекса!) около середины II тыс. до н.э., вероятно, связано как с изменениями режима Мургаба при недостаточно развитой ирригации, так и с ослаблением торгово-посреднических функций – одной из важнейших определяющих процветание этой цивилизации. Опыт ее исследования ярко демонстрирует необходимость анализа протекавших в ней процессов в контексте историко-культурной ситуации на всем Ближнем и Среднем Востоке.