Сергей Есенин и Андрей Платонов |
18.03.13 01:10 | |||
Сергей Есенин и Андрей Платонов: пересечение судеб, переклички образов и мотивов творчестваЕсли сравнить судьбы Есенина и Платонова, в них можно обнаружить гораздо больше сходства, чем привыкли думать. Они близки по возрасту: Есенин был старше Платонова всего на четыре года. Они cхожи по социальному происхождению: оба вышли из народных низов, выросли в провинции, а по принятой в дореволюционной России социальной иерархии относились к сословию мещан. Сергей Есенин и Андрей Платонов на собственном опыте испытали драматизм того промежуточного состояния, в котором оказывался человек, когда попадал «на опушку города» прямо из природы. Слобода, где рос Платонов, с ее плетнями и хатами, с колокольным звоном и дорогой, уходящей в поля, мало отличалась от деревни Есенина. В воспоминаниях Есенина и Платонова о детстве немало общих черт. Есенин вспоминал, что бабушка водила его по монастырям. Годы раннего детства Платонова прошли в Задонском монастыре, вблизи этого монастыря выросла его мать, поскольку дед Платонова по материнской линии был золотых дел мастером и выполнял заказы для монастыря. А. Воронский в известной статье о Сергее Есенине заметил, что есенинская поэзия переполнена церковной лексикой и проникнута религиозностью. Проза Платонова тоже изначально отличалась обращением к Библии и Евангелию, писатель постоянно цитировал Ветхий и Новый заветы. С 1918 года Платонов сотрудничал в журнале «Железный путь», одним из авторов которого был близкий к Есенину Орешин. Точкой пересечения судеб Есенина и Платонова в Москве становится в 1923-1924 годах их одновременное общение с редактором журнала «Красная новь» А.К. Воронским. Конечно, контакты Есенина с Воронским к тому времени были гораздо более длительными и тесными. Но и Платонов, чье вступление в литературную жизнь Москвы началось с 1920 года, когда он участвовал в съезде пролетарских писателей, в 1923 году встречался с Воронским. Именно Воронский одним из первых среди литературных деятелей такого уровня обратил внимание на Платонова и написал о нем Горькому. В 1926 году, в один из трудных моментов своей многострадальной судьбы, Платонов обращался к Воронскому с письмом, надеясь на его помощь. Именно близкие к Воронскому критики «Перевала» Н. Замошкин и Д. Тальников первыми заметили и высоко оценили талант автора «Сокровенного человека» и «Чевенгура». Общим знакомым Есенина и Платонова был Б. Пильняк. Есенин был членом Всероссийского Союза советских писателей, который в Москве возглавлял Б. Пильняк. Платонов познакомился с Борисом Пильняком вскоре после переезда в Москву в 1926 году. Это случилось уже после гибели Есенина, но Платонов общался с человеком, который Есенина хорошо знал. Платонов так же, как Есенин, стал членом Всероссийского Союза советских писателей и был свидетелем смещения Пильняка с поста председателя писательской организации, оппозиционной по отношению к РАПП. Платонов, подобно Есенину, был объектом травли рапповских критиков. В отношении руководства РАППа к Есенину проявилась некоторая двойственность: И. Вардин, желая поддержать Есенина, поселил его на некоторое время у себя в квартире, взял под свою опеку и охрану. Так же двойственность проявилась в отношении деятелей РАПП и к Платонову: Л. Авербах в 1929 году написал разгромную рецензию на рассказ Платонова «Усомнившийся Макар». Но даже после громкого политического скандала, вызванного публикацией в 1931 году платоновской «бедняцкой хроники» «Впрок», Авербах откликается на просьбу бездомного Платонова о жилище, направляет в ЦК РКП(б) письмо о нуждающихся писателях и добивается того, что Платонову дают квартиру в доме на Тверском бульваре, 25. Годы спустя после смерти Есенина Платонов общается с сибирскими писателями, которые были друзьями писателя Николая Анова, -ответственного секретаря журнала «Красная новь» в то время, когда в журнале печаталась повесть Платонова «Впрок». Среди друзей Анова был крестьянский поэт П. Васильев. В сводке от 11 июля 1931 года, направленной уполномоченным в секретно-политический отдел ОГПУ, сохранились сведения о том, что П. Васильев опроверг мнение Сталина о Платонове, вызванное публикацией повести «Впрок». После того, как в редакцию журнала «Красная новь» пришло письмо вождя с ругательствами в адрес Платонова, «Васильев сказал, что Платонов может быть кем угодно, только не дураком. Такие дураки не бывают. <…> сказал, что Платонов - это предсказатель, что он гениален <…>»1. Особое родство Есенина и Платонова проявилось в органичности их творчества. Переклички образов и мотивов их произведений были результатом общей боли писателей за судьбу провинциальной деревенской России и ее народа. Образ дороги, уходящей вглубь России, был центральным в творчестве Есенина и Платонова. Главными героями Платонова, начиная с ранних стихов и рассказов, являлись странник и нищий. Бредущими по дорогам странниками остаются герои романа «Чевенгур» и повести «Котлован». Источником схожих мотивов и образов в творчестве Есенина и Платонова было сходство их литературных вкусов: у обоих любимыми писателями были одни и те же русские классики - Кольцов, Лермонтов, Гоголь и Пушкин. В любви к поэзии Кольцова признавался Есенин. Мотивы кольцов-ской поэзии звучали в стихотворениях поэтической книги Платонова «Голубая глубина». Лермонтовские мотивы в творчестве Есенина и Платонова приводят к возникновению у них схожих образов. У Есенина и Платонова были произведения, написанные по мотивам одного из самых известных стихотворений Лермонтова «Выхожу один я на дорогу». Есенинское стихотворение «Серебристая дорога, ты зовешь меня куда?» содержит узнаваемые образы одинокого странника, дороги и горящей над ней звезды. Из образов того же стихотворения Лермонтова соткано название раннего рассказа Платонова «В звездной пустыне...». Космизм их мышления рождает образ земли-корабля. У Есенина появляется стихотворение с красноречивым названием «Капитан земли». В известном стихотворении 1924 года «Письмо к женщине» поэт трансформирует лермонтовский образ: Земля - корабль! Но кто-то вдруг, За новой жизнью, новой славой В прямую гущу бурь и вьюг Ее направил величаво (II, 123). Платонов в 1926 году пишет повесть «Эфирный тракт», где один из главных героев ученый Фаддей Попов восклицает: «-Эх, земля! Не будь мне домом — несись кораблем небес!» Он спрашивает своего помощника и ученика Кирпичникова: «…скажи: ты вошь, ублюдок или — мореплаватель? Ответь, обыватель, на корабле мы или в хате? Ага, на корабле — тогда держи руль свинцовыми руками...» (курсив мой - Н.М.)2. Вопрос Попова о «мореплавателе» напоминает образ Наполеона из стихотворения Лермонтова «Воздушный корабль», где великий полководец изображен на морском корабле: Скрестивши могучие руки, Главу опустивши на грудь, Идет и к рулю он садится И быстро пускается в путь. Слова ученого Фаддея Кирилловича Попова, героя повести «Эфирный тракт», о мореплавании и корабле объясняются верой автора и его героя в возможность превращения земли в управляемый человеком «корабль небес». Центральный лейтмотив творчества Есенина и Платонова создается движением унаследованного ими у Гоголя образа «мертвых душ». По воспоминаниям жены поэта С.А. Толстой-Есениной, он признавался в том, что вполне осознанно обращался к творчеству Гоголя: «Думают, что это я, а это Гоголь». Мотив умерщвления души в поэзии Есенина нередко передается через образы замирающих на зиму деревьев, когда двойниками лирического героя стихотворений поэта выступают липа и клен. Через образ-эмблему зимнего сада поэт передает состояние «души, немного омертвелой»: Как кладбище, усеян сад В берез изглоданные кости. Вот так же отцветем и мы И отшумим, как гости сада… (I, 196). Для Есенина гибель человеческой души проявляется в утрате способности любить, когда вместо ярких и глубоких переживаний человеку остается лишь «играть в любовь недорогую». Ведь знаю я и знаешь ты, Что в этот отсвет лунный, синий На этих липах не цветы - На этих липах снег да иней. Что отлюбили мы давно… (I, 235). В письме А. Мариенгофу из Остенде 9 июля 1922 года Есенин передает свое восприятие Европы как «материка-склепа», а живущих там людей называет «могильными червями» (VI, 142). Образ «склепа», из которого необходимо вывести человечество, встречается в статье Платонова «Ленин» (1920): «В непрерывной жертве и самоотречении он забыл про себя. Вся его душа и <...> сердце горят... в творчестве светлого и радостного храма человечества на месте смрадного склепа...»3. Очевидно, Платонов мыслит в тех же категориях, что Есенин: образы «сплошного кладбища», могилы, бездонной бездны, пожирающей людей, сохраняются в романе «Чевенгур» и повести «Котлован». В «Чевенгуре» Захар Павлович «не мог превозмочь свою думу, что... человек произошел из червя»4. Эта формула имела библейский источник: «...Человек, который есть червь» (Иов. 25;6), и писатель обращался к ней еще в ранней публицистике: «Человек вышел из червя»5. Мысль о том, что «человек...- это простая страшная трубка, у которой внутри ничего нет» («Чевенгур»), в романе «Счастливая Москва» трансформируется в метафору: «...Пустота в кишках всасывает в себя все человечество и движет мировую историю», «душа... помещена в пустоте кишок», «одна кишечная тьма руководила всем миром»6. Эти предположения высказывает хирург Самбикин, размышляя над несовершенством человеческого тела, все так же напоминающего, что «человек ... это простая страшная трубка, у которой внутри ничего нет»7. В повести «Котлован» душевная опустошенность деревенских мужиков в результате насильственного изъятия имущества делает их мертвецами при жизни: «Колхозные мужики были светлы лицом, как вымытые, им стало теперь ничего не жалко, безвестно и прохладно в душевной пустоте»8. Душевная опустошенность героя повести «Впрок» превращает его в «ветхое животное», похожее «на полевого паука, из которого вынута индивидуальная, хищная душа, когда это ветхое животное несется сквозь пространство лишь ветром, а не волей жизни»9. Удаление «индивидуальной, хищной» души - узаконенное насилие, операция, после которой от человека остается лишь пустая телесная оболочка. Автор «бедняцкой хроники» дает понять, что его герой остался «душевным бедняком», не сумел сделаться «настоящим пролетарским человеком», потому что не смог принять идеологию классовой ненависти, - способность «сжечь всю капиталистическую стерву, занимающую землю»10. Платонов перенес тяжелую душевную травму, о последствиях которой свидетельствует «Донесение…» в секретно-политическое управление НКВД от 15 февраля 1943 года: «<…> Платонов, вообще в ужасном состоянии. Недавно умер его сын от туберкулеза <…> болезнь эту, как мне сказал Платонов, он приобрел в лагерях и в тюрьме. Платонов очень болезненно переживает смерть своего единственного сына. Я чувствую себя совершенно пустым человеком, физически пустым, - сказал мне Платонов, - вот есть такие летние жуки. Они летают и даже не жужжат. Потому что они пустые насквозь»11. После повести «Впрок» за Платоновым закрепилась репутация «кулацкого идеолога». Одним из первых откликов рапповской критики на повесть стала статья Ивана Макарьева «Клевета», где автор писал: «…это клевета классового врага на колхозы, на колхозные кадры, на всю нашу работу». В статье создан образ юродивого писателя: «Убогий, с претензией на оригинальничанье, юродствующий язык лесковских дьяконов, вымученное и противоестественное словосочетанье, словесное манерничанье, фиглярство и кривлянье, абсолютное незнание быта и языка деревни - все это говорит о том, что вылазка произведена хитрым, но малоталантливым представителем кулачества»12. Макарьев противоречит сам себе, называя «представителем кулачества» писателя, который не знает «быта и языка деревни». В действительности Платонов прекрасно знал и любил деревню, а душа его болела за мужиков. В записной книжке Платонова за 1931-1932 годы есть несколько строк о том, что «крестьянский остаток души» всю жизнь давал о себе знать отцу писателя Платону Фирсовичу Климентову: «В Задонск» - лозунг отца, крестьянский остаток души: на родину, в поле, из мастерских, где 40 лет у масла и машин прошла жизнь»13. В этой записи обозначен один из постоянных сюжетов платоновского творчества: его герои уходят в поле, в природу, где погружаются в созерцание неба и вглядываются в жизнь мелких существ, населяющих леса и травы. В таких потребностях души Платонова и его героев сказывался их «крестьянский остаток души». «Крестьянский остаток души», унаследованный Платоновым от отца, ярче всего давал о себе знать в отношении писателя к коллективизации и в его понимании трагедии крестьянства, на его глазах уничтоженного «как класс». Есенин уже в 1921 году понял, что в мире социализма «…тесно… живому, тесно строящему мост в мир невидимый, ибо рубят и взрывают эти мосты из-под ног грядущих поколений» (VI, 116). Образы людей «другого поколения» занимают постоянное место в поэзии Есенина. Ему горько признаться себе, что новый мир принадлежит другим: Ведь это новый свет горит Другого поколения у хижин (II, 95). Ему обидно чувствовать непонимание «других юношей»: Другие юноши поют другие песни. Они, пожалуй, будут интересней -Уж не село, а вся земля им мать (II, 95). Есенин остро переживает разрыв поколений, осознавая, что сам он -«человек не новый» : Друзья! Друзья! Какой раскол в стране, Какая грусть в кипении веселом! Знать, оттого так хочется и мне, Задрав штаны, Бежать за комсомолом (II, 102). Оставшись «поэтом золотой бревенчатой избы», Есенин чувствует себя «теснимым» новой жизнью и новыми людьми: Вижу я, как сильного врага, Как чужая юность брызжет новью На мои поляны и луга(I, 227). Похожий взгляд на людей из дореволюционного прошлого, которые должны уступить место людям новой социалистической породы, проявляется и в творчестве Платонова. Его юные герои чувствуют себя хозяевами нового мира. Образ человека будущего, образ нового поколения, рожденного революцией, является лейтмотивным в творчестве писателя. Черты бу- дущего человека воплощены в герое рассказа Платонова «Корова» -Васе Рубцове. В платоновском мире «уроды капитализма» («Котлован») готовы принести себя в жертву ради построения «здания социализма», где поселятся лучшие новые люди. Тревога Платонова за судьбу «грядущих поколений» была вызвана тем, что он почувствовал опасность того, что не только люди прошлого, но и люди будущего уничтожаются бесчеловечной «социальной архитектурой». Мотив родства человека и природы является центральным у Есенина и Платонова. Есенин и Платонов восприняли и унаследовали идеи родства и равенства животных и человека, распространенные в искусстве начала ХХ века. Они звучали в творчестве В. Хлебникова, В. Маяковского и Н. Заболоцкого. Очевидно, писателям были известны мифологические представления о том, что человек может при жизни или после смерти «обращаться в любое животное»14. Восприятие животных «как братьев наших меньших» и у Есенина, и у Платонова прежде всего касается собаки. Отношение к собаке как к другу характерно для лирического героя поэзии Есенина. В стихотворении «Сукин сын» (1924) звучат мотивы, тесно перекликающиеся с ранним рассказом Платонова «Волчек» (1920). В обоих случаях речь идет о человеке, который всю жизнь помнит собаку, бывшую другом юности, и чувствует телесное родство с бессловесным существом. «Поцелую, прижмусь к тебе телом / И, как друга, введу тебя в дом…» -восклицает герой Есенина, благодарный радостно встречающему его псу «за разбуженный в сердце май». Благодарность - главное чувство, которое испытывает к дворому псу Волчеку автобиографический герой рассказа Платонова. Он воспринимает пса как одного из самых близких и любимых живых существ после матери и отца. Образ этой собаки был так дорог автору, что он возвращается к нему и в рассказе «Серега и я»: «Старый Волчек встретил нас и обрадовался. Умные незвериные глаза ласкались и любили. Я как родился, помнил его. Волчек хорошо чуял это и на мой голос отзывался криком не по-собачьи»15 (выделено мной -Н.М.). В стихотворении Есенина и в рассказе Платонова искренняя преданность бессловесного живого существа оттеняет рассказ о безответной юношеской любви героя есенинского стихотворения и отказе от телесной любви героя платоновского рассказа, избравшего путь целомудренного служения высшим целям. Образ лошади появляется в «Заметках» Платонова 1920 года: «...Дремлет и замирает отощавшая лошадь у плетня. Милая моя, ты чище и грустней человека: голодная почти до смерти, а стоишь, молчишь, мужик бы бабу начал колотить, ребят пороть... выдумал бы небесного бога-спасителя, а ты - молчишь. Спасибо тебе, лошадь…»16. «У коня есть грудь с сердцем и благородное лицо с глазами...», -рассуждают чевенгурцы, словно вспоминая название стихотворения Н. Заболоцкого «Лицо коня» и переводя в слова изображения лошадей с картины Филонова «Ломовые». Мотив ответственности человека за живую природу усиливается в рассказе «Корова»17. Гибель коровы от паровоза напоминает ситуацию есенинской поэмы «Сорокоуст». Корове досталась судьба того жеребенка, которому паровоз грозил неминуемой гибелью: «Корова <…> умерла от поезда»18. В поэзии Есенина и в творчестве Платонова отразился конфликт новой эпохи, раньше всех замеченный Н. Бердяевым: «Машина есть распятие плоти мира. Победное ее шествие истребляет всю органическую природу, несет с собою смерть животным и растениям…»19. Обнаруживаются переклички сюжета рассказа Платонова с ранним стихотворением Есенина «Корова»: Дряхлая, выпали зубы, Свиток годов на рогах. Бил ее выгонщик грубый На перегонных полях. Сердце неласково к шуму, Мыши скребут в уголке. Думает грустную думу О белоногом телке. Не дали матери сына, Первая радость не впрок. И на колу под осиной Шкуру трепал ветерок. Скоро на гречневом свее, С той же сыновней судьбой, Свяжут ей петлю на шее И поведут на убой. Жалобно, грустно и тоще В землю вопьются рога… Снится ей белая роща И травяные луга (I, 87). В рассказе и в стихотворении переданы одни и те же события коровьей судьбы: гибель сына-теленка, безжалостное отношение хозяина и насильственная смерть. В рассказе «Корова» отношение взрослого хозяина (отца мальчика Васи Рубцова) к корове остается таким же жестоким и безнравственным, как и то, что описано в стихотворении Есенина. Взрослый человек не задумывается о последствиях своих поступков. Рассказ «Корова» не случайно начат с описания сарая во дворе, где хозяева держат корову. Автор обращает внимание на то, что корова трудится, не жалея себя ради людей, а живет в сарае, куда выбрасывают хлам. В рассказе «Корова» писатель возвращается к теме ранее обозначенной в ранней повести «Рассказ о многих интересных вещах», где он писал, как будут содержаться животные в будущем: «Для скота был построен такой же дом в стороне, только поменьше. <...> скот держался в такой же великой чистоте и здоровье, как и люди. Потому и скот был ласков, умен и работящ, как люди»20. Эта тема была продолжена в романе «Счастливая Москва». Наброски сочинения о корове обнаруживаются в записной книжке Платонова 1932 года и в рукописи неоконченного романа (1932-1936)21. На первых страницах романа, где речь идет о детстве главной героини - «сироты революции», воспроизведен созданный в повести «Котлован» образ поколения, узнавшего голод еще в утробе матери. Сказано, что девочка-сирота начала помнить себя с того дня, когда им задали в школе сочинение «о своей будущей жизни»22. Похоже, что сознание героини включилось в тот момент, когда она впервые наелась досыта. Этот штрих указывает на еще одну постоянную платоновскую идею - работа человеческого сознания зависит от того, как человек питается. Первоначальная формулировка темы сочинения - о корове и о будущей жизни - указывает на то, что в замысле писателя образ коровы соединялся с его представлением о будущей жизни. Свет электрической лампы выделяет героиню романа среди других девочек-сирот. Действие происходит на фоне «сна » окружающих ее людей - того большинства человечества, которое существует в состоянии спящего сознания. В этом зпизоде романа в свернутой форме воспроизводится ситуация, впервые описанная в рассказе «Маркун»: герой рассказа, сидя ночью за столом, в то время, когда спали его младшие братья, думал о будущем. Он чертил проект двигателя, с помощью которого надеялся преобразовать вселенную, устроить ее по законам гармонии. При сопоставлении близких по содержанию эпизодов рассказа и романа становится ясно, что двигатель Маркуна и корова - образы-синонимы, так как они действуют по единому принципу. Сочинение героини романа о корове содержит в себе мечту о лучшем мироустройстве - детский проект будущего. Поэтому первый вариант сочинения девочки о корове, сохранившийся в рукописи романа, был заменен «Рассказом девочки без отца и матери о своей будущей жизни». Из названия сочинения исчезло упоминание о корове и появились слова о будущей жизни. Это оказалось возможно потому, что для автора образ коровы является синонимом образа будущей жизни. В творческом сознании Платонова образ будущего мироустройства был связан с образом коровы-кормилицы. Об этом прямо было сказано в рассказе начала 20-х годов «Приключения Баклажанова»: «Вселенная стала кувшином с молоком: купайся, живи, питайся и думай»23. В рассказе «Приключения Баклажанова» Вселенная будущего представлялась такой же доброй по отношению к человеку, как корова. В корове писатель находит те уникальные способности, которых не хватает большинству людей: способности полной самоотдачи, доведенной до самопожертвования. В романе в сочинении девочки о корове передано авторское убеждение в том, что животные могут быть нравственно выше человека: человеку следовало бы поучиться у животных, так как они уже несут в себе нравственные законы будущей жизни. В рукописи романа остались строки сочинения девочки-сироты, которая никогда не видела корову, но поняла и оценила редкие качества животного: корова «сама дает молоко, другие животные … не могут»24. Одним из центральных становится в рассказе мотив гибели теленка: его утрата погубила корову. В рассказе «Корова» сочинение пишет мальчик Вася Рубцов. Он, как и героиня романа, заметил и оценил умение коровы давать людям молоко, увидел в этом проявление жертвенности и полной самоотдачи: «У нас была корова. Когда она жила, из нее ели молоко мать, отец и я. Потом она родила себе сына - теленка, и он тоже ел из нее молоко, мы трое и он четвертый, а всем хватало. Корова еще пахала и возила кладь. Потом ее сына продали на мясо. Корова стала мучиться, но скоро умерла от поезда. И ее тоже съели, потому что она говядина. Корова отдала нам все, то есть молоко, сына, мясо, кожу, внутренности и кости, она была доброй. Я помню нашу корову и не забуду». В рассказе «Корова» дано описание облика животного. Она изображена такой, какой ее видит мальчик: «Ему нравилось в корове все, что в ней было, - добрые теплые глаза, обведенные темными кругами, словно корова была постоянно утомлена или задумчива, рога, лоб и ее большое худое тело…». Корова в рассказе - одухотворенное существо. Одухотворение животного - результат анимистического понимания природы. У некоторых первобытных племен существовал культ животных и вера, что они «имеют особых покровителей среди животных», которых «считали своими предками»25. Изображая горе коровы, Платонов наделяет животное способностью глубоких переживаний. Происходит это потому, что писатель не видел резкой границы между человеком и другими живыми существами. Авторское восприятие коровы усиливает впечатление о безнравственности поведения ее хозяина. Хозяин продает теленка, не задумываясь о гибельных для коровы и для его собственной семьи последствиях своего поступка: «Потом ее сына продали на мясо. Корова стала мучиться, но скоро умерла от поезда. И ее тоже съели, потому что она говядина». Существенно упоминание о том, что после смерти коровы ее съели. Животное, которое кормит людей своим мясом, было объектом поклонения и даже обожествлялось в первобытных религиях. Интерес к машинам «наравне с … живыми предметами» связан с мифологическими представлениями о равенстве живого и неживого в природе: «По понятиям многих племен, не только отдельные предметы, деревья, реки и животные служат жилищами духов, но и каждая вещь, каждый предмет на этом свете имеет свою духовную сущность. Свой тонкий дух, вечный и неуничтожаемый»26. В рассказе корова - кормилица: «Когда она жила, из нее ели молоко мать, отец и я. Потом она родила себе сына - теленка, и он тоже ел из нее молоко, мы трое и он четвертый, а всем хватало». Образ коровы-кормилицы имеет в творчестве Платонова глубокие мифологические корни. Он связан с древнегреческим мифом о богине Гере, которая считалась покровительницей материнства и изображалась «с коровьей головой, указывая этим на свою связь с древними восточными богами - матерями и кормилицами…»27. Платонов был убежден, что в материнстве наиболее полно и ярко осуществляется принцип жизнетворчества. По закону творчества жизни - превращения мертвого вещества в живое - живет и трудится корова. Корова в рассказе - неутомимая труженица: «Ей было некогда долго глядеть в сторону или отдыхать»; «Корова еще пахала и возила кладь». Образ коровы приобретает в рассказе обобщающее символическое значение природы в целом как источника человеческого существования, его питающей почвы. В отношении хозяев к корове писатель видит опасность хищнического истребления природы. В статье «О первой социалистической трагедии» Платонов высказал предположение, что если бы не самозащита природы, люди ее давно бы «разворовали, растратили, проели»28. Повествование о корове напоминает евангельскую притчу: за внешне простым содержанием скрыт глубокий тайный смысл, который открывается далеко не всякому, а лишь тому, кто чист душой и помыслами, кто стремится узнать и понять нравственные законы жизни. Сочинение мальчика в финале рассказа говорит о том, что он осознал и усвоил нравственный закон, в соответствии с которым прожила свою жизнь корова - благородное существо, жизненное поведение которого может служить примером для человека. Отличие изображения конфликта природы и техники у Есенина и Платонова состоит в том, что герой платоновского рассказа «Корова» одушевляет машину и сопереживает ей: «Далеко в пустой ночи осенних полей - пропел паровоз… Паровоз достиг переезда и, тяжко поворачивая колеса, дыша всею силою своего огня во тьму, миновал одинокого человека с фонарем в руке. <…> Слышно было, как паровоз в голове поезда бился в тяжелой работе, колеса его буксовали и состав не натягивался. Вася направился с фонарем к паровозу, потому что машине было трудно, и он хотел побыть около нее, словно этим он мог разделить ее участь». В тексте рассказа «Корова» в сокращенном варианте воспроизводится описание «живого», очеловеченного паровоза из рассказа 30-х годов «Бессмертие»: «После полуночи на подходе к станции… закричал и заплакал паровоз ФД. Он пел в зимней тьме глубокой силой своего горячего живота и затем переходил на нежное, плачущее, человеческое дыхание… Умолкнув на краткое время, ФД опять пожаловался в воздух, причем в его сигнале уже можно было разобрать человеческие слова, и тот, кто слышал их сейчас, должен почувствовать давление своей совести, потому что машина мучилась…»29. В рассказе «Бессмертие» упомянут паровоз ФД - паровозы этой марки ремонтировали в Воронеже на заводе имени Дзержинского. В завод были преобразованы бывшие воронежские железнодорожные мастерские, где работал отец Платонова. Мальчик унаследовал качество героя романа «Чевенгур» Александра Дванова: «Сашу интересовали машины наравне с другими действующими и живыми предметами. Он скорее хотел почувствовать их, пережить их жизнь, чем узнать. Поэтому, возвращаясь с работы, Саша воображал себя паровозом…»30. Писатель наделяет своих героев собственной способностью, в которой однажды признался, заметив: «Между лопухом, побирушкой, полевою песней и электричеством, паровозом и гудком, содрогающим землю, - есть связь, родство…»31. Автору важно раскрыть нравственный смысл работы коровы: она отдает больше, чем берет из окружающего мира для себя: «...свою силу корова не собирала для себя в жир и в мясо, а отдавала ее в молоко и в работу». В мертвой траве, в скудной пище она находит источники для поддержания собственной жизни, из них же она создает молоко, питающее людей. Соблюдение этого нравственного закона писатель считал условием победы сил жизни над силами смерти на земле. По такому принципу живет цветок, растущий из почвы, символизирующий в творчестве Есенина и Платонова родство человека с землей: Я только тот люблю цветок, Который врос корнями в землю, - пишет Есенин в поэме «Цветы». Мотив связи всего живого у Есенина и Платонова находит близкое выражение в стихотворении «Отчего луна так светит тускло…» и рассказе «Афродита». В обоих случаях герои верят, что у растений и цветов можно узнать о любимой женщине. В стихотворении Есенина по цветам становится ясно - любит ли она героя: И цветы сказали: «Ты почувствуй По печали розы шелестящей» (I, 271). Герой рассказа «Афродита» Назар Фомин надееется по состоянию природы понять, жива ли его пропавшая без вести во время войны жена. Библейская метафора «...человек... как цветок, он выходит и опадает» (Иов. 14;1,2) становится основой есенинского и платоновского образа «цветка на земле». В стихотворении «Цветы мне говорят - прощай...» Есенин сравнивает себя с «цветком неповторимым». Этот образ является центральным образом-символом платоновского творчества. На героя рассказа «Цветок на земле», мальчика Афоню, дед «посмотрел... как на цветок, растущий на земле»32. Соприкосновение с тайной «цветка на земле» становится откровением для мальчика. Он требует от своего дедушки рассказа про «самое главное» на свете. В ответ «дед повел Афоню полевой дорогой», где показал ему «голубой цветок», росший из песка: «Тут самое главное тебе и есть!..Ты видишь: песок мертвый лежит, он каменная крошка... а камень не живет и не дышит, он мертвый прах. ...А цветок, он видишь, жалконький такой, а он живой, и тело себе он сделал из мертвого праха. Стало быть, он сыпучую землю обращает в живое тело, и пахнет от него самого чистым духом. Вот тебе и есть самое главное дело на белом свете, вот тебе и есть откуда все берется. Цветок этот -самый святой труженик, он из смерти работает жизнь...»33. В притче о цветке Платонов цитирует библейское описание тайны рождения растения из «праха»: «...в кучу камней вплетаются корни его» (Иов. 8;17). Дед передает в наследство внуку загадку, которую за всю свою жизнь так и не смог разгадать: «А цветы тебе ничего не сказывали, из чего они в мертвом песке живут?»34 Тайна цветка унаследована мальчиком не только от деда, но и от героев ранней прозы Платонова. Над разгадкой тайны роз бились герои повестей «Родоначальники нации или необыкновенные происшествия» и «Эфирного тракта», надеясь обнаружить в цветах эликсир жизни. Платоновских изобретателей неизменно волновала тайна «цветка на земле», созидающего живое растение из «праха», а значит, владеющего секретом превращения мертвой материи в живую. В записях к роману «Счастливая Москва» продолжает звучать мотив «человека-растения»: «...Москва жила... как некое растение, живое внутренним теплом - под ветром, бурей, дождем и снегом»35. Этот образ представляет собою аллюзию из «Чевенгура», где о приемном отце Александра Дванова сказано: «Прохор Абрамович жил на свете, как живут травы на дне лощины <...> под ударами и навалом тяжестей, поэтому травы в лощинах растут горбатыми, готовыми склониться и пропустить через себя беду»36. В черновиках к роману Платонов сравнивает человека с растением, происходящим из праха отцов. Сходство героини романа с растением напоминает платоновскую метафору женщины-цветка. Действие рассказа «Корова» не случайно разворачивается на фоне умирающей осенней природы. Мальчик видит «пустые поля, отро-жавшие… выкошенные, заглохшие и скучные», «кусты, омертвевшие на зиму»; палисадник у дома, в котором «все пожухло и поникло», казался мальчику «кладбищем растений». Изображая «иссохшую, замученную смертью былинку», которая служит питанием корове, автор показывает обреченность на смерть всего живого в природе, чтобы создать атмосферу приближающегося конца света, передать эсхатологический характер эпохи. Для писателя важно поведение человека «среди животных и растений», его роль в судьбе природы. Герой рассказа «Корова» сажает растения в палисаднике. В контексте платоновского мотива «сада» это означает, что он не теряет надежды превратить землю-пустыню в место, пригодное для жизни человека. Примечания 1 Андрей Платонов в документах ОГПУ-НКВД-НКГБ. 1930-1945 // 2 Платонов А. Эфирный тракт // Платонов А. Избранные произведения 3 Платонов А. Ленин // Красная деревня. 1920. 11 апр. 4 Платонов А. Чевенгур // Платонов А. Ювенильное море. М., 1988. 5 Платонов А. Чутье правды. М., 1990. С. 88. 6 Платонов А. Счастливая Москва // Новый мир. 1991. № 9. С. 34; С. 39. 7 Платонов А. Чевенгур // Платонов А. Ювенильное море. М., 1988. 8 Платонов А. Котлован // Платонов А. Ювенильное море. М., 1988. 9 Платонов А. Чутье правды. М., 1990. С. 273. 10 Платонов А. Чутье правды. М., 1990. С. 272. 11 Андрей Платонов в документах ОГПУ-НКВД-НКГБ. 1930-1945 // «Стра 12 Макарьев И. Клевета // На литературном посту. 1931. № 18. С. 17, с .27. 13 Платонов А. Записные книжки. М., 2000. С. 111. 14 Ельчанинов А., Эрн В., Флоренский П., Булгаков С. История религии. 15 Платонов А. Серега и я // Красный луч. 1921. № 1. 16 Платонов А. Заметки. 1. В полях. 2. Бог человека // Воронежская ком 17 Платонов А. Корова // Платонов А. Рассказы. М., ГИХЛ, 1962. С. 197–207. 18 Там же. 19 Бердяев Н. Кризис искусства // Бердяев Н. Философия творчества, куль 20 Платонов А. Рассказ о многих интересных вещах. Гл. 16 // Наша газета. 21 Текст романа с вариантами рукописных источников опубликован. Пла 22 Платонов А. Счастливая Москва // Новый мир. 1991. № 9. С. 9–10. 23 Платонов А. Приключения Баклажанова // Воронежская коммуна. 1922, 24 Платонов А. Счастливая Москва // «Страна философов» Андрея Пла 25 Ельчанинов А., Эрн В., Флоренский П., Булгаков С. История религии. 26 Ельчанинов А., Эрн В., Флоренский П., Булгаков С. История религии. 27 Там же. С. 43. 28 Платонов А. О первой социалистической трагедии // Андрей Платонов: 29 Платонов А. Река Потудань. М., Советский писатель, 1937. С. 43–44. 30 Платонов А. Чевенгур // Платонов А. Ювенильное море. М., 1988. С. 228. 31 Платонов А. Голубая глубина. Книга стихов. Краснодар, 1922. С. 6. 32 Платонов А. В прекрасном и яростном мире. М., 1965. С. 572. 33 Платонов А. В прекрасном и яростном мире. М., 1965. С. 571. 34 Там же. С. 572. 35 Платонов А. Счастливая Москва // Новый мир. 1991. № 9. С. 60. 36 Платонов А. Чевенгур // Платонов А. Ювенильное море. М., 1988. С. 210.
|