Автор: Н.М. Щедрина

Драматическая поэма С. Есенина «Пугачев» в контексте исторических произведений 20-х годов

Объективность оценок в искусстве возникает при вдумчивой ре­конструкции художественного контекста и опоре на конкретные ис­торические реалии, формирующие этот контекст.

Сергей Есенин назвал своего «Пугачева» драматической поэмой, что позволяет рассмотреть ее в контексте двух жанровых ипостасей -поэмы и драмы. Драматическая поэзия традиционно открыта искус­ству театра, в эпоху 20-х годов это стало особенно ощутимым. Возни­кал легендарный эпос.

Популярнейшими эпическими фигурами становились Аввакум, Разин, Пугачев. Среди них образ удалого казачьего атамана Стеньки Разина занял ведущее место в поэмах М. Волошина «Стенькин суд» (1917), П. Орешина «Степан Разин» (1917), В. Хлебникова «Разин» (1920) и «Уструг Разина» (1922), А. Ширяевца «Степан Разин» (1921). В 1918 году вышла в свет в полном виде написанная еще до револю­ции поэма В. Каменского «Сердце народное - Стенька Разин».

В этот круг произведений вписывалась драматическая поэма С. Есенина «Пугачев» (1922). Первые свидетельства о начале его работы над поэмой относятся к концу 1920 года, когда поэт гово­рил об этом В.И. Вольпину. Закончен «Пугачев» был в августе 1921 года, но впоследствии вносились уточнения. По воспоминаниям С.А. Толстой-Есениной, И.И. Шнейдера и других, поэт был погло­щен этим произведением, вложил много творческого труда, хлопо­тал об издании, когда поэма еще не была завершена. Вначале автор строил «Пугачева» как драматическую пьесу. Доказательством слу­жит ремарка второй главы «Занавес», вторая и третья главы обо­значались «действиями». Затем С. Есенин назвал главы «частями» и обозначил их номерами.

Драматическую поэму восторженно приняли соратники поэта по цеху. Н.А. Клюев в письме Есенину 28 января 1922 года из Вы-тегры сообщал: «…какая же овца безмозглая будет искать спасения после «Пугачева»? Не от зависти говорю это, а от простого и мною осознания Величества Твоего, брат мой и возлюбленный, < …> «Пу­гачев» - свист калмыцкой стрелы без истории, без языка и быта, но нужнее и желаннее «Бориса Годунова», хотя там и золото, и стены Кремля, и сафьянно-упругий сытовый воздух 16-17 века. И после­дняя Византия» (III, 477-478).

Будучи прирожденным лириком, Есенин не избежал увлечения эпи­ческой формой. Он ощущал размах своего нового произведения и пи­сал об этом Н.О. Александровой: «А «Пугачев» - это уже эпос, - но волнует, волнует меня сильнее всего…» (III, 470). Что касается выбо­ра в качестве главного героя личности Емельяна Пугачева, то он впол­не логичен и мотивирован. Дыхание революции заставляло искать

в прошлом крестьянства аналогии и параллели, позволяющие прояс­нить и понять историческую ситуацию.

В представлении Есенина Пугачев - это настоящий народный во­жак. Несмотря на ярко выраженные харизматические черты, он - плоть от плоти народной. Поэтому поэт в его облике подчеркивает не только страстное желание социальной справедливости, не только оправдан­ность мятежной стихии:

Нужно остаться здесь! Нужно остаться, остаться, Чтобы вскипела месть Золотою пургой акаций, Чтобы пролились ножи Железными струями люто! (III, 23).

Поэт стремится передать и человеческое чувство сострадания к сво­им соратникам по мятежу:

Бедные, бедные мятежники! Вы цвели и шумели, как рожь. Ваши головы колосьями нежными Раскачивал июльский дождь (III, 22).

Все же Есенина больше привлекла возможность показать личност­ную трагедию, крушение огромного человеческого характера, чем изоб­ражение массы. Очевидно, поэтому в Пугачеве подчеркивается сти­хийность его чувств и психологическая близость его к миру природы. «И сердцем такой же степной дикарь», Пугачев признается:

Я умею, на сутки и версты не трогаясь, Слушать бег ветра и твари шаг, Оттого что в груди у меня, как в берлоге, Ворочается зверенышем теплым душа (III, 21).

Из диалога Пугачева со сторожем становится ясно, что прежние преставления Пугачева об идиллической жизни крестьян ложны. И Есенин рисует довольно мрачные образы. В этой системе мужик не жнет рожь, а «цедит молоко соломенное ржи». Поэт изображает картины деревенской жизни с прялкой, конями, мчащимися на водо­пой, и др. Появляется намек на безысходность крестьянского поло­жения, поставленного на колени, и вечная его любовь к земле, остав­ленная ему предками. Но теперь, в связи с событиями революции и

гражданской войны, «первый ряд» кормильцев, как трава, уже «под­кошен».

В эти годы крестьянские поэты: А. Ганин, П. Радимов, Н. Клюев, П. Орешин, С. Клычков и др. раскрывали эту же тему патриархально­го российского уклада на своем материале, но было между ними много общего в изображении деревенского мира. Труд, быт, нравственность и обычаи в силу своей традиционности приобретают в их произведе­ниях значение истинной природы. П. Радимов в своей поэзии оптими­стичен и патриархален. Мир клюевской деревни полон тревоги, открыт истории (сборники «Львиный хлеб» (1922), «Четвертый Рим» (1922), «Мать-суббота» (1922) и др.).

Историческая тема, связанная с воспоминаниями о «мужицком царе» Пугачеве, звучит в его цикле стихов «Ленин» (1919). О «кончи­не» русской деревни пишет С. Клычков в начале 20-х годов, а уже в конце этого десятилетия в романах-легендах «Чертухинский бала-кирь» (1926), «Князь мира» (1928), «Сахарный немец» (1929) делает попытку обосновать свою художественно-философскую концепцию деревни. Культ непокорной голытьбы, насыщенной историческим ко­лоритом, воссоздан в лирической поэме А. Ширяевца «Мужикослов» (1923). В ней поэт эскизно воспроизводит картины трагической жиз­ни русского крестьянства: татарщину, барщину, унижение, позор, бун­ты и вольницу. Драматизм жизни, страдания в судьбе русского народа -ключевые темы творчества крестьянских писателей и поэтов, к кото­рым принадлежал и С. Есенин. Позиция же его была крестьянской и христианской, ибо крестьянский вопрос для него самый сложный и больной, а образ России как жертвы, закланной на гибель, возникал уже в «Сельском часослове».

Лирическая глубина поэмы «Пугачев» тоже тому подтверждение. Ю. Тынянов восхищался «живучей стиховой эмоцией» произведения и обратил внимание на то, что «искусство, опирающееся на эту сильную, исконную эмоцию, - всегда тесно связано с личностью. <…> Вот поче­му замечателен «Пугачев» Есенина, где эта эмоция новым светом заиг­рала на далекой теме, необычайно оживила и приблизила ее» (3, 481).

Основной формой раскрытия душевного состояния героев являет­ся лирический монолог. Пьеса представляет серию миниатюр, объе­диненных в драматическую форму. Драма построена в основном на монологах героев, в которых проступают откровения самого автора.

Лирическое, а не эпическое решение темы нашло свое выражение во всем строе поэмы «Пугачев». В изображении крестьянского вожака

С. Есенин полон безотчетной грусти и предчувствия своей гибели. Пугачев произносит лирические монологи о своей юности, о том, что его былые друзья, решившись теперь погубить его, чтобы спасти себя, сами того не понимают, что их подкупила осень, «злая и подлая обо­рванная старуха». Это она «хочет, чтобы сгибла родная страна под ее невеселой холодной улыбкой». Через все произведение проходит слож­ный, не до конца поддающийся анализу образ жестокой, якобы погу­бившей пугачевцев осени, который можно трактовать и как поэтически злободневную аллюзию, и как аллегорию Екатерины II, представлен­ную в обличье «злой и подлой оборванной старухи», как символ брен­ности человеческого бытия ¹.

Атмосферой трагических предчувствий наполнены монологи Ка­раваева, Шигарева, Торнова, Чумакова, Бурнова, Творогова. В такой атмосфере раскрывается внутренний мир вождя крестьянской воль­ницы. Страх участников движения перед «подлой оборванной стару­хой» – осенью – оказался не напрасным. И Пугачев, схваченный пре­давшими его сообщниками, винит в этом осень, подкупившую их и ставшую причиной его гибели.

Ему представляется, что осень «страшно визжит и хохочет» и «хи­хикает исподтишка», радуясь его гибели. И не только падению одного Пугачева сопутствует хохот и хихиканье осени, с этим образом он свя­зывает гибель родной страны:

Это она, она, она,

Разметав свои волосы зарею зыбкой,

Хочет, чтобы сгибла родная страна

Под ее невеселой холодной улыбкой (III, 49–50).

Изображая «злодеяния» осени, помешавшие Пугачеву осуществить свой план, Есенин именно в них, а не в военных силах Екатерины II, видит одну из важных причин падения своего героя. Пугачевщина погибла изнутри, в силу закономерных противоречий психологии при­нявших участие в движении крестьянских масс – мысль, которую поэт утверждает больше художественно, чем исторически в своей пьесе.

Господство субъективно-лирического начала способствует созда­нию настроения тревоги. Это слышится и в монологах Пугачева:

Клещи рассвета в небесах

Из пасти темноты

Выдергивают звезды, словно зубы,

А мне еще нигде вздремнуть не удалось (III, 11).

и в ответах сторожа:

Русь, Русь ! И сколько их таких,

Как в решето просеивающих плоть,

Из края в край в твоих просторах шляется?

Чей голос их зовет,

Вложив светильником им посох в пальцы?

Идут они, идут! Зеленый славя гул,

Купая тело в ветре и в пыли,

Как будто кто сослал их всех на каторгу

Вертеть ногами

Сей шар земли (III, 12).

В лирических откровениях Пугачева запечатлена также нежность и любовь Есенина к Руси и осознание ее величия. Лирическое начало в этом откровении синтезировано с эпическим и выражено в глобаль­ной метафоре: «Вертеть ногами шар земли», обращенной к возможно­стям его страны и ее народа, в могущество которого он безгранично верит и пытается отыскать его в настоящем. К сожалению, советская действительность (кронштадтский мятеж, тамбовское крестьянское восстание) не внушали Есенину оптимизма, поэтому драматическое начало последовательно входило, начиная с «Пугачева», в его круп­ные произведения, присутствовало в различных формах, что отрази­лось на их жанровой специфике: «Пугачев» - трагедия, «Страна Не­годяев» - драма, «Песнь о великом походе» - «вольный сказ», «Анна Снегина» - роман, «Черный человек» - трагедия.

Трагедийность в драме «Пугачев» увидели и русские эмигранты. Впервые именно ими дана была оценка произведению и самому по­эту. Его назвали «возродителем великолепной трагедии, вне кото­рой тоскует русская литература вот уже 97 лет <…> Нужны были 1917-1921 гг., чтобы на русскую революцию русская литература мог­ла ответить Сергеем Есениным» ².

Драматизм поэтом-лириком воссоздан в характерах героев, напри­мер в Хлопуше. Проступает он у обитателя острогов как бы в самой сути бродяжничества. Хлопуша во имя свободы, взяв на себя «бремя негодяя», должен расправиться с Пугачевым. Такой поворот С. Есе­нин осветил как драматический, с глубинной рефлексией в христиан­ской душе. Из нее было «вынуто» божественное и святое.

В драматической поэме многое сближает Хлопушу и Пугачева. Хлопуша, как и Пугачев, оказывается «до самого пупа - местью

вскормленный бунтовщик». С его появлением приходит как бы отрез­вление, прозрение: окружающие и Пугачев понимают, что «звериным» и «гневным» настроем не осилить власть, нужен ум и пушки.

Финал драматической поэмы трагичен. Восстание подавлено: За­рубин в Остроге, Хлопушу зарезали в Оренбурге, «калмыки и башки­ры удрали» в Азию. «Сорок тысяч нас было, сорок тысяч, - говорит Чумаков, - и все сорок тысяч за Волгой легли, как один» (3, 40).

Талант Есенина не позволял ему, не выразив своих чувств, гово­рить о происходящих в «Пугачеве» событиях. Именно лирическая сти­хия составляет стилевую доминанту драматической поэмы с истори­ческой личностью в центре повествования. Поэт, как и его кумир Пугачев, тоже болен «чувством жизни» (монолог Бурнова). В лирическом герое Есенина воедино сливаются и настроения других героев драмы, с их помощью он раскрывает свою душу и душу русско­го человека. Драматична в поэме «Пугачев» отчаянная невозможность принять уничтожение своего «я» в бездне небытия. Это выражено в монологе Бурнова:

Нет, нет, нет! Я совсем не хочу умереть!

Как же смерть?

Разве мысль эта в сердце поместится... (III, 42)

Поэма заканчивается на лирической ноте: «Дорогие мои… дорогие… хор-рошие…» (III, 49). Мятежный атаман поразил и восхитил впечат­лительное сердце Сергея Есенина. Он относился к нему как к мятеж­нику, бунтарю и гению, к его сподвижникам - как к крупным и ярким личностям.

Пугачев и революция находились в сознании поэта в сложном вза­имодействии. Национальный раскол оказался настолько болезненным, противоречия возникли не только между двумя уничтожающими друг друга политическими силами, но и между слоями «простого» народа, крестьянства. Пугачевское начало и традиции русской вольницы вы­ведены С. Есениным в народном вожаке Проне Оглоблине (поэма «Анна Снегина»). Рассказ о бедствиях деревни, создание образов кре­стьян со своими судьбами и характерами (Прон, Лабутя и др.) выдер­жаны в реалистических традициях, что позволяет поэту высказать свою позицию к послереволюционному переустройству России.

Таким образом, трагедия пугачевского восстания воспринималась Есениным и с исторических, и с современных позиций. Тема пугачев-

щины, народной оппозиции решалась им в жестком ключе, все внима­ние было сосредоточено на противостоянии крестьянства и власти.

Спустя два года после выхода в свет произведения Сергея Есенина, в литературе 20-х годов появилась «народная трагедия» «Пугачевщи­на», автором которой был драматург К. Тренев. Пьеса неоднозначно воспринималась современниками. Пугачев, по мнению критиков, пред­стал в ней далеко «не положительным» персонажем, автор укрупнил в нем обыденное. В начале трагедии Пугачев не отличается ни умом, ни характером. Его задатки главаря повстанцев выражаются постепенно, что позволило обвинить автора в «буржуазном психологизме». В защи­ту выступил Вл.И. Немирович-Данченко ³, подчеркнувший классичес­кие традиции Пушкина и Толстого в пьесе, расценивший материал про­изведения как необходимый для постановки в МХАТе. Государственным ученым советом было принято в 1925 году особое решение по этому поводу. Пьесу рекомендовали как «прогрессивное явление» ⁴.

Драматург, как и поэт С. Есенин, тоже поставил вопрос об истори­ческих судьбах крестьянства. Уже в первой картине пьесы К. Тренев рисует народную почву, на которой вырастало пугачевское движение. «Пугачевщина» открывается колоритной жанровой сценкой перебран­ки двух казачек - «старшинской» и «войсковой». Перебранка завер­шается многозначительной угрозой «войсковой» Секлетеи: «Не долго годить-то! Царь-батюшка уже объявился…»⁵. В этой атмосфере появ­ляется Пугачев. Вначале он пленник казака Чики, который «до време­ни» держит Пугачева у себя в курене. Если С. Есенин был противни­ком любовной интриги в подобном повествовании, то К. Тренев уже в первой картине рисует ухаживание будущего народного вожака за сильной и властной Устиньей. А затем героиня становится его пу­теводной звездой, она готова разделить его участь. «Она аскетична, вся сосредоточена на одном помышлении - об очистительной силе страдания, которое <…> сможет дать нерушимую крепость начатому Пугачевым делу <…>. К восстанию она примыкает так же, как пошла бы в монастырь. Она только меняет послух Богу на послух народу…»⁶. Но Устинья знает и другое: Пугачеву выпала доля принести себя в жер­тву на алтарь свободы, поэтому и указывает ему на его назначение и отказывается совершить побег перед грозящей опасностью.

В заключительном эпизоде пьесы завершается линия отношений Пугачева и Устиньи. Их последняя встреча как бы подытоживает прой­денный путь. «Вот и дворец мой, что наобещал!..» - говорит Устинье посаженный в клетку Пугачев.

Ответ ее звучит пророчески: «Вот и дворец твой… Что обещал – сбылося, мой родный, суженый! Твоя правдушка! Посадили ее в клет­ку и на цепь правдушку приковали, чтоб на небушко не улетела, чтоб народушко призвал ее… Вот и добыл ты… Вези ее…Вези ее, сокол яс­ный, в колеснице ко страстем великим… Радость-то какая светлая! (Пу­гачев яростно потрясает клетку ) Да всее кровушку, что взял на себя, по капле из тебя выточат… Да всее волюшку по жилочкам из тебя вы­тянут… Только правдушка нам останется…» ⁷. В момент, когда движе­ние разгромлено, когда Пугачев должен погибнуть, у него появляется уверенность в торжестве своего дела, в необходимости дальнейшей освободительной борьбы.

Итак, контекстное рассмотрение драматической поэмы С. Есенина «Пугачев» – необходимое условие проникновения в смысловую глу­бину произведения, одна из существенных предпосылок постижения его сути. В этой статье содержится попытка анализа «ближайших кон­текстов» ⁸ есенинского творения, задача будущего – обратиться к кон­текстам второго ряда как феноменам «большого исторического вре­мени» (термин М. Бахтина).

Примечания

¹ Юшин П.Ф. Поэзия Сергея Есенина 1910–1923 годов. М.,1966. С. 271

² Ветлугин А. Нежная болезнь // Накануне. Берлин. 1922. С. 5.

³ Розанов И.Н. Воспоминания о Сергее Есенине // Воспоминания о Сергее
Есенине. М., 1965. С. 296–297.

⁴ Вл.И. Немирович-Данченко. Статьи, речи, беседы, письма. М., 1952. С. 131.

⁵ Херсонский Х. «Пугачев» К. Тренева // Правда. 1925, 20 сентября.

⁶ Тренев К. Пугачевщина. Картины народной жизни. М.,1924. С. 7.

⁷ Сурков Е. К.А.Тренев. М., 1953. С. 136.

⁸ Тренев К. Пугачевщина. С. 124–125.

⁹ Хализев В.Е. Теория литературы. М., 1999. С. 291.